Музыка Севера

Зал – и в этом очевидная заслуга организаторов – был полностью забит. Конечно, акустически площадка, к тому же до конца заполненная зрителями, была несколько глуховата, между паузами не хватало омузыкаленного дыхания тишины, конструкция зала не поддерживала полёт звука, почти не создавая естественного отзвука. Но великая музыка, исполненная на концерте, восполняла слабый естественный резонанс резонансом выписанным.

 

Программа вечера была не просто интересной и нетривиальной, но и удивительно продуманной, композиционно выстроенной. Да, основной темой была музыка «северян», великих мастеров Карла Нильсена, Эдвардв Грига и Яна Сибелиуса, однако, одного условного следования этой «теме» было бы не достаточно для того, чтобы на протяжении полутора часов удерживать сосредоточенное внимание зала (а такое «зрительское благоговение» – внимательную тишину –нечасто встретишь на концертах).

 

Здесь, конечно же, действовала совокупность многих факторов, главный из которых – высококлассное исполнение. Для неподготовленной публики, немузыкантов, которых к слову была подавляющая часть, маэстро подготовил ряд репродукций из собрания Третьяковской галереи, транслируемых на большой экран, настраивающих на «нужный лад» и образно соответствующих звучащей музыке, а каждый номер концерта предварялся рассказом Дадашева о жизни, творческом мире композитора и художника; во всём этом не было ни снисходительной дидактики, ни дирижёрской позы.

Но и никакого панибратства и заигрывания с аудиторией: подобная, несвойственная сегодняшнему миру интеллигентность дирижёра проявлялась не только в подобном общении с публикой, отношении к играемой музыке, но и в личной беседе, искренности и уважении к собеседнику.

 

Думаю, человек должен быть не просто влюблённым в ту музыку, что была представлена на концерте, чтобы прикоснуться к ней, прожить с ней какую-то часть своей жизни – одной влюблённости тут не достаточно. Нет, надо понять её внутренние закономерности, источники вдохновения, поэтическую логику ткани.

 

Op. 1 Нильсена – это запечатлённый образ струнного оркестра в невероятном разнообразии его проявлений. То монолитно-спаянное тутти «Прелюдии», намеренно плотное и «отяжелённое» гулкими басами, то рисующее графический абрис пиццикато высоких струнных «Интермеццо». Да и вообще, на протяжении всего концерта – эталонное пиццикато – и контрабасовое и скрипичное.

 

Удивительная прозрачность звучания, ювелирная нюансировка и агогика – всё это требует в первую очередь безукоризненной интонации. И оркестр под управлением Дадашева с максимально возможной чистотой звучания старался создать главное – атмосферу, образную осязаемость не только шедевра Карла Нильсена, но и других произведений.

А какая артикуляция струнников – лёгкая, полётная, сверкающая – была в скерцозном финале «Маленькой сюиты» (op.1) Нильсена или в «Ригодоне» из сюиты «Из времён Хольберга» Грига! Здесь надо отдать должное концертмейстерам групп, блестяще исполнивших труднейшие сольные партии.

 

Да, зал не позволял в полной мере насладиться чисто акустической объёмностью звучания, но и во всей этой камерности, настороженной внимательности зрителей был свой неповторимый и, осмелюсь заметить, благородный шарм. Хотелось идеальной тишины, чтобы не пропустить ни малейшего поворота музыкальной мысли и его нюансов.

 

Несколько раз я ловил себя на мысли, что мне просто хотелось слушать и слушать, ни о чём не заботясь, чтобы не было ни зрителей, ни концертных рамок, ни времени. Редкое чувство на оркестровых концертах, не так ли? Свойственное для выступлений только по-настоящему выдающихся музыкантов.

Но главной удачей, кульминацией вечера можно по праву считать исполнение музыки к спектаклю «Пеллеас и Мелизанда» Сибелиуса. Это гениальное творение, в котором словно в миниатюре заключён образно-стилевой мир великого композитора. Эти литавры. А ломанный аккорд струнных в кульминации «Смерти Мелизанды» – просто музыкальное чудо – явственно отсылающее к поэтике Скрипичного концерта и первых частей симфоний.

Но главное – сама мелодия, сколь напевная, столь и неповторимо-сибелиусовская, и с щемящей радостью, и с восторженной тоской. Кто ещё в Росси играл этот несравненный шедевр, даже не беря в расчёт многошумную партитуру Шёнберга, не уступающий одноимённому творению Дебюсси? Какие красота и мелодическая и тембровая яркость заключены в этом произведении. И как играл оркестр – просто наслаждение каждым звуком.

 

Помимо «Пеллеаса» на концерте был исполнен «Грустный вальс» Сибелиуса. Играли также очень хорошо, прочувствованно, Ариф рассказал предысторию создания музыки, но самое необычное – какая была представлена проекция картины. Дирижёрский выбор пал на работу Алексея Степанова «Лоси». С одной стороны – очень странная пара – «Грустный вальс» и «Лоси». Но только на первый взгляд: было в этом сопоставлении какое-то необычное очарование, что-то привлекательно-абсурдное, феллиниевское, по крайне мере очень не типичное, но интересное.

 

Кроме «Лосей» были представлены работы Коровина, Рылова, Врубеля и Шишкина, замечательные сами по себе, но лично мне не кажущиеся оптимальным вариантом «художественного оформления» (если так можно говорить о живописных шедеврах) музыки. Да, северная тема присутствовала во всех работах живописцев, но по образному наполнению, а также часто большей портретности, чем пейзажности музыкальных образов, они соответствовали музыке лишь частично.

 

Хотя картину Коровина «Геммерфест. Северное сияние» – необычайно поэтическое полотно – можно было бы принять неким смысловым эпиграфом всего концерта, уж больно много в нём затаённой северной красоты и тайны.

 

По итогу можно сказать, что подобные выступления, с редчайшей камерно-симфонической программой составляют жемчужины во всём нашем московском концертном «атласе». Поразительны исполнительская культура музыкантов, ансамблевая игра, и главный скрепляющий фактор – выдающаяся дирижёрская работа.

 

Остаётся ждать следующего знаменательного концерта в Конференц-зале Третьяковки – 28 сентября 2016, на этот раз под руководством супруги маэстро Эльмиры Дадашевой и её вокального ансамбля.